Лето в Калиновке - Страница 4

А каким интересным будет поход, если взять с собой радиотелефон! В деревне останется другой такой же аппарат, и можно будет держать связь с ребятами, которые останутся дома, сообщать о продвижении по маршруту, обо всем, что бы ни случилось за день.

Один радиотелефон уже готов. Остается сделать второй — и до свидания, деревня!

Степка выпрямился, открутил тиски. На ладонь упала продолговатая тяжелая пластинка. Мальчик повертел ее в руках, измерил. Точно получилось, комар носа не подточит! Если уж Степан сделает, можно не сомневаться — все будет ладно!

Наверно, у Степы какой-то особый талант. Вот пробовал Димка опиливать пластины — поверхность обязательно получается неровной, шероховатой, а у Леньки и вовсе кривой. А Степа поправит свою широкополую соломенную шляпу, повертит в длинных пальцах инструмент и даже не сгибается, как Дима и Ленька, над тисками, не пыхтит, а так, небрежно, словно играя, поводит напильником по металлу, и — готово!

Интересный мальчишка Степка. Кажется, ни до чего ему и дела нет. Он не забрасывает тракториста, хлопочущего у машины, сотней вопросов, как другие ребята, а стоит в сторонке и жует травинку. А потом подойдет, перекинется двумя словами с мастером, и глядишь — у Степки в руках отвертка или ключ, он уже лежит на спине под трактором и что-то там делает.

И на уроках никогда не выскочит Степа с криком: «Я знаю! Разрешите добавить!» И даже руку не поднимет. Но если уж спросят, расскажет все обстоятельно и точно. Правда, дружить со Степаном трудно: ни на футбольное поле, ни на рыбалку его не затащишь. То выстругивает какие-то дощечки или орудует молотком, то возится с чьей-то поломанной мясорубкой. «Намагниченное сердце, — шутят ребята, — очень уж к железу тянется…»

Ленька понимает, конечно, что ему далеко до Степана, что все равно он, Ленька, никогда не станет таким техником и умельцем, как товарищ, так к чему же стараться! Эх, если бы не письмо, Ленька давно был бы уже за дверями сарайчика, там, где щедро хозяйничает ослепительное июньское солнце. Даже сюда, в мастерскую, доносятся зовущие шумы: в густой кроне берез ссорятся воробьи, где-то далеко на болоте трещит аист. Ленька прилипает носом к окошечку. Над жердочками заборов вьются легкие дымки: деревья просыхают от ночной росы и влаги. Самое время обойти в лесу земляничные пригорки!..

— Ленька, — слышится голос Степана, — ты эту катушку наматывал?

«Отстань ты со своей катушкой!» — хочется сказать Леньке, но он вспоминает о письме и покорно отвечает:

— Я, Степ… А что, неправильно?

— Посмотри сам, — советует «намагниченное сердце». — Постарайся сам найти промах. Тогда в следующий раз не ошибешься.

— Есть, товарищ главный инженер! — козыряет Ленька. Жест его бодр, но голос звучит невесело. — Приказано посмотреть, постараться найти…

Он берет катушку и бессмысленно смотрит на нее. Может, плюнуть на все и побежать в лес? Нет, нельзя — проклятое письмо! Как же он написал его? Зачем?

Ленька рассматривает катушку и вдруг неожиданно объявляет:

— Катушки — это вчерашний день техники. Теперь знаете что вместо катушки придумали?

— Ну? — улыбаясь, спрашивает Степа. — Что же придумали?

— Что придумали? Да ты, наверно, и сам знаешь… — тянет Ленька. И с какой стати его угораздило ляпнуть про катушки? Вот проклятый язык! — Теперь такие радиостанции есть. Носит человек в кармане авторучку, а оказывается, это радиостанция. И вместо всяких катушек — обыкновенное перо. Алесь, мой брат, писал, — для вескости добавляет Ленька.

— Перо-то номер восемьдесят шесть? — спрашивает Степа, и нельзя понять, шутит он или говорит серьезно.

— Номер я не помню…

— Восемьдесят шесть, — подтверждает Димка. — Мы вчера со Степаном такую станцию поймали… Только она не все передавать может…

— Ну, конечно, — радуется Ленька. — Только азбуку Морзе.

— Нет, — говорит Степа, — рассказы барона Мюнхгаузена.

Ленька вспыхивает огнем. Снова они его разыгрывают. Но, пожалуй, лучше всего промолчать — разве их переговоришь!

А Степа не унимается.

— Знаешь, Димка, — таинственно говорит он. — Вскоре у нас в деревне будет свое телевидение. И, кроме того, строится такой аппарат, что может передавать по радио на расстоянии разные предметы и вещи.

Тут Ленька не выдерживает. Ну, сказал он обо всем этом вчера Наташе Гомон. Просто так сказал: не для того, чтобы похвалиться, а… пошутил, что ли… Так обязательно смеяться надо.

Ленька откладывает в сторону катушку и шагает к двери.

Но Степка и Дима ловят его за руки, прижимают к стене и начинают щекотать.

Щекотки Ленька боится больше всего на свете,

— Ой… пустите!.. Ой, умру! — кричит он.

Ребята выпускают его, и Степа говорит:

— Ладно. На этот раз мы тебе простим. Но чтоб больше не врал. Ясно?

— Ясно, — отвечает Ленька. — Не буду… Только я и раньше не врал. А так, шутил.

Нет, уходить от ребят не стоит. Они же совсем не злые. Да и сами не хотят отпускать Леньку. А кроме того — письмо!

Все получилось как-то само собой. Недели три назад по деревне прошел слух, что «радисты» затеяли построить радиотелефон. Ленька, сочиняя письмо брату Алесю, известил его об этом важнейшем событии и везде вместо «они строят», написал «мы строим». В ответном письме Алесь, мастер Минского радиозавода, похвалил Леньку за то, что у того, кроме футбола да сбора ягод, появились наконец другие интересы, и просил не стесняться, прямо спрашивать совета, если что-нибудь не сразу получится. В заключение Алесь сообщил, что письмо братишки он прочел вслух в их комсомольском общежитии, и друзья его решили помочь калиновским пионерам советом, а, если понадобится, и материалом.